Нынешний термин для обозначения НФ появился в Китае после прихода к власти коммунистов. Начиная с 1950 года на китайских читателей обрушился поток переводов советской фантастики. Тогда-то и родилось выражение «кэсюэ хуаньсян сяо-шо», «научно-фантастическая беллетристика», сокращённо — «кэхуань сяошо». Одновременно появилось словосочетание «кэсюэ пуцзи вэньсюэ» или «кэпу вэньсюэ», «литература, популяризующая науку». В ряде источников утверждается, что и то, и другое — калька с советских терминов, но что имеется в виду неясно. Может, знаменитая «фантастика ближнего прицела», требовавшая от фантастов описывать реалистичные изобретения, которые вот-вот сделают народное хозяйство лучше прежнего?

Мао Цзэдун взялся за литературу железной рукой. В1956 году власть упростила больше 2000 иероглифов, что, с одной стороны, открывало миллионам путь к грамотности, а с другой — лишало новые поколения возможности читать старые книги. Но партия уже изобретала литературу наново, готовясь искоренить всех, кто с ней, партией, не согласен. Так, в 1954 году писатель Ху фэн выступил против «пяти кинжалов» в спину китайской литературы: одержимости марксистской идеологией, разоблачения мыслепреступлений, посконного реализма (описания жизни крестьян, рабочих, солдат), боязни новых парадигм и отказа от негатива, — а в 1955 году Ху Фэна арестовали, и следующие 24 года он провёл в тюрьме, откуда вышел обезумевшим сломленным стариком.

Историк китайской НФ, профессор Пекинского педагогического университета У Янь утверждает, что фантастика маоистского Китая ориентировалась на НФ сталинского СССР, то есть на два основных принципа: во-первых, описание научного мышления и научно-технического прогресса; во-вторых, описание коммунистического общества, свободного от классовой борьбы. Однако китайцам соблюсти эти принципы было трудно. Хотя в 1950-е годы руководство КНР и объявило «движение к науке и технологии», постичь разум западных учёных китайские фантасты не могли. Кроме того, традиционный китайский нарратив требовал живописать сложные отношения множества разных, в том числе классово, героев. Видимо, поэтому в КНР не появилось ни одной коммунистической утопии наподобие романов «Туманность Андромеды» Ивана Ефремова и «Полдень, XXII век» братьев Стругацких.

В этих условиях фантастика в Китае могла быть только одного вида, а именно — научно-детской; именно таким рисовал этот жанр 29-летний Чжэн Вэньгуан (1929-2003), будущий «отец китайской фантастики», в эссе 1958 года «Дискуссия о НФ-романе». На тот момент Чжэн, сотрудник Пекинской обсерватории, уже прогремел повестью «С Земли на Марс» (1954), содержание которой отражено в заголовке. Раннее творчество Чжэна полностью укладывалось в концепцию Большого скачка — так назывался план Мао по превращению Китая в современную технологическую державу. Среди прочего Чжэн описывал колонизацию ближнего космического фронтира («Строители Марса», 1957). В романе подразумевается, что Земля превратилась в объединённую марксистскую утопию, но описания этой утопии не приводится. (Совпадение это или нет, но в романе Нормана Спинрада «Стальная мечта», где Гитлер стал писателем-фантастом, один из его романов тоже называется «Строители Марса».)

В логике «ближнего прицела» решена и повесть Чи Шучана (1922-1997) со страшным названием «Слоны с удалёнными хоботами» (1958; другое название — «Чжу Бацзе XX века» с отсылкой к герою «Путешествия на Запад», получеловеку-полу свинье). Чи Шучан, выпускник престижнейшего японского университета Кэйо, написал о странных созданиях на ферме в пустыне Гоби — хавроньях размерами со слона, полученных в результате селекции и облучения гипофиза. Отталкивался Чи от агитплаката 1958 года, изображавшего гигантскую свинью с двумя мальчиками на ней: «Толстая свинья — как слон с коротким носом, и она может кормить деревню полгода». За три года Большого скачка «Слоны» превратились из утопии в дистопию. Бунты крестьян и абсурдная сельскохозяйственная политика (в 1958 году в ходе кампании по борьбе с «четырьмя вредителями» было уничтожено два миллиарда воробьев, отчего расплодилась саранча, съевшая посевы, и 10 миллионов человек умерли от голода) придали повести скорее издевательский тон.

С1949 по 1966 год сюжеты китайской НФ вертелись вокруг технологий «ближнего прицела», над которыми работали не покладая рук учёные-патриоты. Конфликт хорошего с лучшим решался за счёт оптимизма этих идеальных людей. Тексты должны были заверить новое поколение, что оно-то уж точно будет жить при коммунизме.

А вот с 1966 по 1976 год НФ в Китае попросту не было. В1966 году там началась Великая пролетарская культурная революция, призванная разрушить прежний мир до основанья и построить новый — с Мао Цзэдуном в роли Великого Кормчего, мерила всего сущего и абсолютного вождя, волю которого беспощадно проводят в жизнь красногвардейцы-хунвэйбины. В годы Культурной революции хунвэйбины покончили со всякой художественной литературой, за исключением верноподданической; например, в театрах шли только идеологические пьесы. Призыв «решительно, радикально, целиком и полностью искоренить засилье и зловредные замыслы ревизионистов» воплощался в жизнь последовательно, и счастлив был писатель, которому всего лишь наклеивали на задницу листовку — дацзыбао, а потом отправляли без юаня денег в какую-нибудь глушь на трудовое перевоспитание.

Как уже говорилось, Лао Шэ, не выдержав унижений, покончил с собой (или был убит). Чи Шучана «Слоны с удалёнными хоботами» не спасли: он вынужден был много лет работать молотобойцем. Когда настала оттепель, Чи поспешил возобновить японские контакты, написал на японском кулинарную книгу, переехал в Японию преподавать в alma mater, а под конец жизни стал главным консультантом концерна Sony по Китаю. Фантастику Чи писал, но, кажется, одни только рассказы, причём, судя по названию его сборника «Китовья ферма», всё о том же.

Чжэн Вэньгуана, который во время Культурной революции был сослан в колхоз, ждала иная судьба — этот человек возродил китайскую фантастику.